― НЕТ.
Ответ отца был категоричным, прямым и предсказуемым донельзя. А ещё смех. Долгий, протяжный, немного противный хохот. Мать была в стороне от всего этого, а вот сестра заняла позицию заинтересованного зрителя. Сложно сказать, за кого из нас она "болела". В глубине души я всё же надеялся, что за меня, хотя наш разговор перед этим не увенчался ничем хорошим. Когда мы вернулись домой, мокрые настолько, что первым вопросом матери был, не купались ли мы в реке Хан. Мы одновременно отрицательно помотали головами. Она отправила нас переодеваться, но перед этим у нас с Ин Ён состоялся ещё один разговор.
― Я должен сказать им, - прошептал я, скидывая мокрые кроссовки.
― Рассказать о чем? - не поняла она. ― Дуй переодеваться, чего разболтался?
― О том, что я мечтаю стать музыкантом.
Сестра только покрутила пальцем у виска. Ей не нравилась ни сама мечта, ни желание рассказать о ней окружающим. В особенности, конечно, отцу. Девочка никогда не выступала против его решений прямо, да, впрочем, я тоже. Но если родители решили дождаться переходного возраста, со спокойствием пережив время, когда дети всё ещё дети - да, задают слишком вопросов, но по крайней мере пока не бунтуют. Но, когда я пришел к отцу, готовый к серьёзному разговору, я впервые увидел, как вытянулось его лицо. Одному черту было известно, о чем он подумал в тот самый момент. Смутно я почувствовал, что в данный момент он меня ненавидит. Или же показалось?..
― Я хочу стать певцом. - просто встал перед ним и произнес эти слова как можно более твердо, как можно более уверенно. Шестилетний ребенок против взрослого мужчины, который сам, на свою же голову, обучил сына тому, что за свои принципы, желания и мечты нужно сражаться - и образно, и, иногда, буквально. Вот этот урок Чонсу усвоил на "отлично". ― Я никогда раньше не говорил, что хочу стать спасателем, врачом, президентом, потому что это не так. На вопросы родственников лишь уклончиво отвечал что-то невнятное, что каждый понимал по-своему, и это срабатывало. Но теперь мне есть, что ответить.
Отец снова покачал головой и поинтересовался у Ин Ён, где её брат нахватался подобной чепухи. Переглянувшись со мной, она рассказала ему о нашей прогулке всё, умолчав лишь о том, что именно ответила она на последний вопрос, заданный мной на улице. О том, что у неё есть свои желания, но никого это не волнует. Я думаю, что решил признаться в подобном не только ради себя, но и ради сестры. Показать, что есть другой путь. Показать, что лучше смело рассказать о своих желаниях, чем молчать о них всю свою жизнь. Хорошо это закончится или плохо - главное быть услышанным. И, может быть, упрямый лёд тронется.
― Один раз выступил с толпой уличных музыкантов и уже возомнил, что у тебя талант? - хмыкнул отец. ― Ну, предположим. Станешь ты музыкантом. И будешь либо играть за гроши на улицах, как эти твои вдохновители, либо подашься в какое-нибудь агентство, будешь сидеть у нас с матерью на шее пока...как это называется?...пока не дебютируешь. А этого может никогда не случиться. Процент на успех крайне низок, найди себе мечту постабильней.
Я надулся. Он ожидал подобной реакции от отца, но ожидать и слышать - совершенно разные ощущения. Опустил голову. Нет, он не собирался расплакаться. Нужно было собраться с мыслями. На самом деле, только ребенок может переспорить взрослого человека. Всё остальное - только баранье упрямство. "Где же я услышал подобную фразу? От кого?", - вспомнить у него так и не получилось. Пока я продумывал свои следующие слова (а увы, вундеркиндом каким-нибудь я никогда не являлся), отец решил, что их разговор окончен и поднялся с кресла, чтобы пойти на кухню.
― Я сказал, что хочу стать певцом. Это не совсем то, что мне хотелось тебе сообщить... - отец остановился и смерил меня торжествующим взглядом. Видимо, он решил, что его аргументы подействовали и сын решил отказаться от всего этого бреда с идеей заняться музыкой. Но это было совершенно не так. Я поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. ― Я обязательно стану музыкантом, придется ли мне петь на улице либо в самом большом концертном зале Сеула или даже целого мира.
Отец расхохотался. Тогда я ещё не понимал, насколько глупо из уст ребенка могут звучать даже самые искренние слова. Наверное, и сейчас не пойму. Но неужели, если бы я тогда пришел к отцу и заявил, что хочу стать главой какой нибудь серьёзной корпорации...Рассмеялся бы он тогда точно так же или одобрительно похлопал меня по плечу? Теперь этого уже не узнать. Ребенком я стоял перед покатывающимся со смеху отцом и терпеливо ждал, пока всё закончится. Мать обеспокоенно посматривала то на одного, то на другого. Сестра удобно устроилась на диване с таким видом, будто бы смотрит дораму по телевизору. Они не спешили вмешиваться и хорошо. Прими кто-то из них любую сторону - получился бы самый настоящий семейный конфликт. Мое лицо оставалось серьёзным, что свело на "нет" все попытки высмеять меня. В комнате наступила абсолютная тишина. Сестра поспешила ретироваться, пока не попала под горячую руку ненароком.
― Иди в свою комнату, - сказали ему.
Я пожал плечами и молча направился туда, куда меня и послали. Насколько я успел усвоить в свои шесть лет, это не самое худшее место, куда можно быть посланным. Войдя в комнату, заперев за собой дверь, я залез на подоконник и спрятался за шторами. Конечно, мой силуэт всё равно был виден каждому, кому вздумалось бы зайти и проведать его. Главное, не видеть их лиц. Хотелось снова на улицу, ощутить кожей каждую каплю этого сильного ливня. Промокнуть насквозь, немного замёрзнуть и на накопленные деньги купить себе в автомате горячий напиток. Такие прогулки нравились ему больше всего. Вот только никто из его друзей такого не понимал: естественно, все они предпочитали солнце или только выпавший снег. Я приоткрыл окно, впуская в душное помещение немного дождя и прохлады. Сразу стало немного легче. Легче дышать, лучше думать и строить планы. Я выставил руку в открытое окно, и она тут же намокла. Медленно до меня начало доходить, почему отец так категорически против. Это проторенные дорожки да ещё с указателями. Карьера актеров, исполнителей, художников и прочих творческих личностей будто лабиринт с высокими стенами, где легко потеряться среди сотен таких же, как ты. И всё равно. Можно ведь карабкаться к небесам по стенам, а вот с дороги просто так не свернешь. Страшно.
Дверь осторожно приоткрылась. Сестра. Он догадался по силуэту.
― Ну и холодрыгу ты тут развел, братец, заметила она. Я слегка отодвинул шторы, чтобы она попала в поле его зрения. Ин Ён держала в руках небольшой поднос с двумя дымящимися кружками. В воздухе пахло шоколадом. Ин Ён подошла ближе, поставила поднос на подоконник и сама примостилась рядом. ― Мать просила тебе отнести., не глядя на брата, произнесла девочка.
― Две порции мне одному? - я улыбаюсь и пододвигаю одну из них ближе к сестре.
Она сделала несколько глотков сразу, несмотря на высокую температуру напитка. Почему-то в этот момент она очень сильно напоминала отца, выпивающего что-нибудь алкогольное. Я понял, что её попросили не только напиток отнести. Насколько я мог судить на тот момент, отец четко высказал свое "против". Мать не возражала. Может быть, потому что не принимала желание сына всерьёз? Или действительно верила. Я не знал, ведь она не сказала ни слова. Ин Ён...самый сложный случай для понимания. Сложно понять, о чем она думает на самом деле.
― Вообще-то, меня послали не только за этим, - она кивнула на дымящиеся чашки с горячим шоколадом, ― Я "должна отговорить Чонсу от этой идиотской затеи!".
Сестра слишком хорошо спародировала голос и интонацию их отца, поэтому они оба начали смеяться, едва не расплескав свои напитки по всей округе. Успокоиться им удалось лишь через пару минут. Разговор нужно было продолжить. Поэтому первым начал я.
― Так давай, попробуй. Чтобы можно было сказать, что ты искренне попыталась. Можем даже повысить голос, чтобы сама знаешь кто остался доволен. Но я не отступлю.
Ин Ён улыбнулась.
― Не отступай. Если у тебя действительно есть талант, я буду верить в тебя. Даже перед отцом. Так что, давай, спой для меня что-нибудь, - она безжалостно выпнула меня с подоконника и сама там же и развалилась, подперев рукой голову. Она внимательно уставилась на меня, как самый настоящий критик. Под таким взглядом мне стало весьма неуютно. Даже выступая с теми уличными музыкантами, на которых глазела целая небольшая толпа, я не чувствовал такого давления. И что мне перед ней петь, спрашивается? Никто не задает ритм, никто не подсказывает слова - ты словно в одиночестве. Растерян. И в голове абсолютно пусто. И я всё ещё чувствую этот пристальный взгляд.
Сделав несколько глубоких вдохов, я попытался успокоиться, привести в порядок свои мысли и выудить из недр своей памяти да хоть того же Бон Джови. Он подпевал этой песне буквально час назад, а до этого сколько раз её слушал? Каждое слово. Каждое незнакомое английское слово идеально впечаталось в подсознание, и поэтому первое чувство беспокойства ушло. И я начал петь.
Riding high, then shot down
I load my guns to fire another round
I look deep into your eyes
And can't run there's nowhere left to hide
Don't stop...
― Всё, хватит! - крикнула сестра с подоконника, запуская в меня пластиковую пустую кружку. Такой реакции я совершенно не понял. Да, детскому голосу не вывести легкую хрипоту оригинального исполнителя. Да, чистое исполнение безо всякой мелодии это не то. И слова некоторые могли быть совсем не идеальными, но зачем стаканчиком-то? К тому же Ин Ён улыбалась.
― Я верю в тебя, - улыбнувшись, сказала она. ― Просто нужно было убедиться.
Она соскочила с подоконника и направилась к выходу, даже не дав мне опомниться. Но её слова определенно заставили меня улыбнуться.

Сейчас, вспоминая тот случай...Сестра была первой, кто произнес эти слова. "Я верю в тебя". Интересно, кем я был, если бы она не сказала мне эти слова? Может быть, всё-таки опустил руки. Трудился бы в какой-нибудь фирме каким-нибудь менеджером. Я был бы совсем другим человеком. И кто знает, каким? К счастью, этого не произошло. Я действительно благодарен тебе, Пак Ин Ён. Аригато.